А.СтарцевМарк Твен и Америка
1
Марк Твен - великий американский писатель, внесший огромный вклад в
литературу своей страны.
Но это не все, что можно сказать о Твене. Марк Твен - одна из важнейших
фигур американской жизни и американской культуры в целом. Неисчислимыми
нитями связан он с ходом развития своей страны, ее национальными
особенностями и социальными противоречиями, и эта глубокая связь ощутимо
проходит во всем его творчестве.
Выйдя из гущи народа, он стал блистательным представителем американской
гуманитарной интеллигенции. При том он не перешел, подобно многим своим
собратьям, на позицию господствующего класса, а занял критическую позицию по
всем главным вопросам жизни своей страны, критикуя господствующую политику,
господствующую религию, господствующую мораль.
Значение Твена как художественного историка США трудно переоценить.
Бернард Шоу однажды сказал, что исследователю американского общества XIX
столетия придется обращаться к Твену не реже, чем историку французского
общества XVIII века к сочинениям Вольтера. В развитие этой мысли Бернарда
Шоу надо добавить, что и тот, кто желает узнать американскую жизнь XX века,
вплоть до самой живой современности, тоже найдет у Твена много важного и
актуального - такова проницательность и обобщающая сила таланта этого
великого американца.
Значение и роль Твена как могучей формирующей силы в американской
литературе не только на ослабевает с годами, но утверждается вновь и вновь
со все возрастающей силой.
"Вся современная американская литература вышла из одной книги Марка
Твена, которая называется "Гекльберри Финн". Это лучшая наша книга... Ничего
подобного до нее не было. Ничего равного не написано до сих пор".
Эти слова принадлежат одному из крупнейших и наиболее влиятельных
мастеров и новаторов в новейшей литературе США - Эрнесту Хемингуэю.
2
Самюэль Ленгхорн Клеменс, известный читателям всего мира под именем
Марка Твена, родился 30 ноября 1835 года в штате Миссури в крохотной
деревушке Флорида. Твен позднее шутил, что, родившись, увеличил население
Флориды на целый процент.
Родители Твена были коренными американскими поселенцами английского
происхождения с примесью ирландской крови. Джон Клеменс, отец писателя,
провинциальный юрист, был лишен тех практических качеств дельца, которые
требовались, чтобы преуспевать в США 1830-1840 годов, и семья большей частью
нуждалась. Злоключения Гоукинсов в первых главах "Позолоченного века" - во
многом семейная хроника Клеменсов.
В 1839 году Клеменсы переехали в городок Ганнибал на реке Миссисипи.
Здесь будущий писатель провел свое отрочество. Ганнибал изображен Твеном под
именем Сент-Питерсберга в знаменитых полуавтобиографических книгах о Томе
Сойере и Гекльберри Финне.
Двенадцати лет Сэм потерял отца, был вынужден бросить школу и поступил
"за одежду и стол" в местную газету "Миссури курьер". Это был ничем не
примечательный печатный листок, какие выходили в США в захолустных
"медвежьих углах". Тем не менее, прикоснувшись к печатному слову, мальчик
втянулся в серьезное чтение и даже опубликовал свои первые литературные
опыты.
В 1853 году, восемнадцати лет, Твен начал проходить более серьезную
жизненную школу. Он покинул родные места и пошел "в люди", бродячим
наборщиком. Подолгу нигде не задерживаясь, он бродяжил четыре года и успел
повидать не только Сент-Луис, столицу своего штата, но и крупнейшие
промышленные и культурные центры США этих лет - Нью-Йорк, Филадельфию,
Вашингтон.
Вернувшись из скитаний, двадцатидвухлетний наборщик решил осуществить
заветную мечту своего отрочества - стать лоцманом на Миссисипи. Он проплавал
четыре года, два года лоцманским учеником ("щенком") и еще два года
полноправным водителем речных пароходов. Позднее Твен утверждал,
юмористически утрируя по своему обыкновению, что, плавая лоцманом на
Миссисипи, он "узнал и изучил все вообразимые типы человеческой натуры,
какие возможно встретить в художественной, биографической и исторической
литературе".
Действительно, это была важная глава в его жизни. Твен гордился своей
профессией, был искусным водителем; и трудно сказать, насколько могла
затянуться его лоцманская карьера, если бы война Севера и Юга и
последовавшая блокада реки Миссисипи не нанесли удар гражданскому
пароходству. "Мне пришлось искать другого заработка, - вспоминал Твен
позднее, обозревая свои ранние годы. - Я стал рудокопом в копях Невады,
потом газетным репортером; потом золотоискателем в Калифорнии; потом
газетчиком в Сан-Франциско; потом специальным корреспондентом на Сандвичевых
островах; потом разъездным корреспондентом в Европе и на Востоке; потом
носителем факела просвещения на лекторских подмостках, и, наконец, я стал
книжным писакой и непоколебимым столпом среди других столпов Новой Англии".
Эту беглую автобиографическую справку следует прокомментировать.
В 1861 году старший брат Твена, Орион Клеменс, получил пост секретаря
(помощника губернатора) территории Невада, на дальнем Западе США и взял
младшего брата с собой. В Неваде Твен окунулся в новую жизнь, буйную и
изобиловавшую контрастами. Он близко сошелся со старателями, сам переболел
"серебряной (а потом и "золотой") лихорадкой". Не преуспевши в старательской
деятельности, он поступил репортером в "Территориэл Энтерпрайз" - газету в
Вирджиния-Сити, куда уже посылал написанные между делом юмористические
очерки из жизни старателей.
"В душный августовский день изнуренный, покрытый дорожной пылью путник
вошел, шатаясь, в помещение редакции "Энтерпрайз" и, скинув с плеча тюк с
одеялом, тяжело опустился в кресло. Он был без пиджака, в выцветшей синей
фланелевой рубашке. Порыжелая широкополая шляпа, револьвер у пояса, высокие
сапоги с отворотами. Спутанные пряди каштановых волос падали на плечи
незнакомца, борода цвета дубленой кожи закрывала грудь. Он прошел пешком сто
тридцать миль, отделявшие старательский поселок Аврора от Вирджиния-Сити".
Так описал Альберт Пейн, биограф писателя, - как видно с его
собственных слов, - его первое появление в редакции "Энтерпрайз". Твену было
двадцать семь лет, и он начинал всерьез свою литературную деятельность.
Твен быстро выдвинулся как фельетонист "Энтерпрайз". В это же время он
окончательно останавливается на литературном имени Марк Твен (до того он
подписывался в газете "Джош"). Мало кто знал в Неваде и потом в Калифорнии,
что Марк Твен (mark twain, "мерка-два") - ходовой лоцманский термин на
Миссисипи. "Марк-твен!" - выкрикивал на речном перекате лотовой матрос,
убедившись, что глубина достигает двух морских саженей (около четырех
метров) и пароход безопасно может следовать своим курсом*.
______________
* В 1875 году в журнальной публикации "Старых времен на Миссисипи" Твен
сам в примечании от автора разъяснил этот лоцманский термин.
Приехавший в Неваду известный американский юморист Артимес Уорд одобрил
опыты Марка Твена и посоветовал ему всецело посвятить себя литературе.
В Сан-Франциско, в ту пору культурном центре Тихоокеанского побережья
США, Твен заканчивает свое ученичество в литературном кружке, во главе
которого стоял его ровесник Брет Гарт, бывший к этому времени уже
профессиональным писателем.
1862 год ознаменовался важнейшими переменами в литературной судьбе
Марка Твена. По рекомендации Артимеса Уорда нью-йоркская газета "Сатердей
Пресс" напечатала небольшой рассказ Твена "Джим Смайли и его знаменитая
скачущая лягушка из Калавераса", необыкновенно талантливую обработку
калифорнийского фольклорно-юмористического материала. Рассказ имел
бесспорный успех. Твен оставил поденную журналистику, совершил поездку на
Сандвичевы острова и использовал собранный материал для публичных
юмористических "чтений". Это было началом его устных выступлений с эстрады,
составлявших и в дальнейшие годы видную часть его литературной деятельности.
В 1867 году Твен приехал в Нью-Йорк и издал там отдельной книгой свои
рассказы и очерки. Вслед за тем он отправился газетным корреспондентом в
Европу на туристском пароходе "Квакер Сити". Он увидел Францию, Италию,
Грецию, Турцию и Палестину. Американские туристы посетили также Одессу,
Севастополь и Ялту. Вернувшись, Твен расширил свои путевые корреспонденции и
выпустил в 1869 году "Простаков за границей".
Вскоре по возвращении Твен влюбился в дочь богатого американского
углепромышленника. Сватовство было длительным и нелегким. Чинное буржуазное
семейство опасалось этого бурного и прямодушного молодого писателя - да и
сама писательская профессия вызывала в их глазах большие сомнения. Но Твен
завоевал сердце девушки.
В начале 70-х годов он поселился с семьей в Гартфорде, в штате
Коннектикут, и посвятил себя полностью литературной работе.
На протяжении сорока лет последующей литературной деятельности вышли
такие хорошо известные книги Твена:
1872. "Налегке" - полуавтобиографическая повесть о Неваде и Калифорнии.
1874. "Позолоченный век" (в соавторстве с Ч.Д.Уорнером) - первый
выдающийся опыт Твена в области социальной сатиры.
1875. "Старые времена на Миссисипи" - полуавтобиографическая повесть о
лоцманских годах Твена (в 1883 году, дополненная впечатлениями Твена,
проехавшего вновь в 1882 году по Миссисипи, она вышла под новым названием
"Жизнь на Миссисипи").
1876. "Приключения Тома Сойера".
1882. "Принц и нищий".
1884. "Приключения Гекльберри Финна".
1889. "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура".
Еще дважды после "Простаков за границей" Твен печатает книги на
материале своих заграничных путешествий: "Пешком по Европе" (1882) и "Вдоль
экватора" (1897). Продолжают один за другим выходить сборники его знаменитых
рассказов - от задорной юмористики 60-70-х годов до разящей сатиры
позднейших десятилетий.
С годами все большее место в писательской практике Твена занимают
устные и печатные выступления по актуальным современным вопросам.
Слава Твена достигает зенита. Его книги читают во всех странах мира. Он
самый знаменитый американец как у себя на родине, так и за ее рубежами.
Письма к нему доходят по адресу: Америка, Марку Твену. Куда бы Твен ни
приехал, его встречает толпа репортеров. Старейшие европейские университеты
подносят бывшему лоцману с Миссисипи почетные академические дипломы.
Казалось, столь безоблачной, лучезарно-счастливой писательской судьбы
мир до того не видывал. Но так ли это было в действительности?
3
Всякая характеристика личности и творчества Марка Твена будет неверной,
если она не включит в полном объеме проблему позднего Твена.
Последние полтора десятилетия, начиная с середины 1890-х годов,
отмечены в жизни и творчестве Твена сатирической яростью, горечью и
отчаянием, которые резко контрастируют со сложившимся на протяжении долгого
времени в сознании читателей образом смеющегося юмориста и делают позднего
Твена одной из подлинно трагических фигур американской культуры.
В эти годы у Твена накапливаются уничтожающие суждения о буржуазном
образе жизни, буржуазной религии, буржуазной морали, американском буржуазном
обществе в целом, которые он заранее предназначает для публикации после
своей кончины. Предисловие к своей "Автобиографии" он так и назвал: "Из
могилы".
Взгляды и настроения позднего Твена нельзя считать неожиданностью. Они
сложились в свете его личного опыта и под влиянием социальных и политических
фактов окружавшей его общественной жизни. Однако, чтобы понять драматизм
перемен в его взгляде на себя и на жизнь, следует напомнить о некоторых
менее известных страницах его биографии.
Женившись, как сказано, после успеха "Простаков за границей" на Оливии
Ленгдон, дочери богатого углепромышленника, Твен приобщился таким образом к
кругу американской "респектабельной" буржуазии. Родственники-капиталисты
помогли молодому писателю сделать первые шаги в непривычной для него роли
состоятельного человека; в последующие годы он втянулся в широкий образ
жизни, требовавший все возраставших доходов.
Постепенно заработок от книг перестал удовлетворять Твена, и он стал
искать предпринимательской деятельности, обещающей крупные барыши. Он
основал собственную издательскую фирму, первое время преуспевавшую. Он также
вкладывал крупные деньги в некий печатный станок, который предположительно
должен был произвести переворот в книжном деле. Однако Твен не имел никаких
данных, чтобы стать американским дельцом-бизнесменом.
В его коммерческих планах фантазия и увлечение далеко превышали расчет,
и финансовая катастрофа была лишь вопросом времени. В 1893 году разразился
один из сильнейших в истории США экономический кризис, сопровождаемый крахом
на бирже и массовыми банкротствами. Обанкротилось и издательство Твена.
Начинается один из самых мучительных периодов в жизни писателя. В поисках
выхода он разработал план кругосветного путешествия с публичными чтениями,
чтобы расплатиться с долгами. Твен был уже немолод, путешествие было для
него непосильным. Он тяготился вынужденными публичными выступлениями и даже
считал их постыдными. Его терзали сомнения, сумеет ли он заработать нужную
сумму денег. Твену удалось погасить основную часть долга. Полностью он
рассчитался с кредиторами только в 1898 году.
Так кончилась погоня Твена за деньгами, отнявшая у него много сил и
здоровья и целые годы омрачавшая его душу тревогой.
В связи с этим нельзя не сказать, что защищенность Твена от
капиталистических ядов, которыми была насыщена атмосфера американского
буржуазного общества, бесспорно, уменьшилась с того времени, когда женитьба
и новые родственные связи приблизили его к кругу имущих классов.
Роль Оливии Ленгдон в жизни Твена и в его писательской деятельности не
раз вызывала горячие споры и по сей день сильно нервирует буржуазных
биографов Твена. Оливия Ленгдон была воспитана в жестких правилах
буржуазно-мещанского вкуса и буржуазно-мещанской морали своего времени. Став
госпожой Клеменс, она с полной уверенностью в своей правоте принялась за
"перевоспитание" мужа. Бесспорно установлено, что госпожа Клеменс подвергала
домашней цензуре произведения Твена, требуя удаления или замены отдельных
выражений, мотивов, эпизодов, которые она считала почему-либо
нежелательными. Под влиянием жены ("Ливи не позволяет... потому что это
погубит меня") Твен не публиковал и хранил в течение многих лет под замком
рукописи разнообразного содержания, начиная от ранней антирелигиозной сатиры
"Путешествие капитана Стормфильда в рай" и кончая антибуржуазными и
пессимистическими произведениями более поздних лет.
Следует указать, что настоятельные советы жены поддерживались и другими
лицами из окружения Твена, и "проблема госпожи Клеменс" непосредственно
соприкасается с более общей проблемой взаимоотношений Твена с буржуазной
Америкой.
Боязнь сделать свои критические взгляды на американскую жизнь
достоянием широкой гласности и неудовлетворенность в этой связи итогами
своего творчества приводят Твена к глубоко тревожащей его мысли, что он как
писатель не выполняет свой долг до конца, повинен в приукрашивании
действительности, в сокрытии истины.
Эта мысль о своем бездействии и бессилии преследует Твена, и он
склоняется к пессимизму; все чаще клеймит человеческий род, говорит, что
человек слаб я глуп, что он игрушка в руках злобной судьбы.
"Меня бесконечно поражает, - пишет Твен в скрываемой даже от близких
людей записной книжке, - что весь мир не заполнен книгами, которые с
презрением высмеивали бы эту жалкую жизнь, бессмысленную вселенную, жестокий
и низкий род человеческий, всю эту нелепую, смехотворную канитель... Почему
я не пишу эту книгу? Потому что я должен содержать семью. Это единственная
причина. Быть может, так рассуждали и все другие".
И еще:
"Человеческий род - сборище трусов, и я не только участвую в этой
процессии, но шествую впереди со знаменем в руках".
И еще:
"Только мертвые имеют свободу слова.
Только мертвым позволено говорить правду.
В Америке, как и повсюду, свобода слова для мертвых".
Бывало, что Твен приходил в отчаяние. "Если я не умру еще два года, -
сказал он однажды своему секретарю Альберту Пейну, - то положу этому конец,
покончу с собой"*.
______________
* Альберт Бигло Пейн стал секретарем Твена в 1906 году и тогда же
приступил к записям, предназначенным для будущей биографии писателя. Твен
доверял Пейну многое, что скрывал от других. Вышедшая в США в 1912 году
капитальная работа Пейна (Albert В.Paine. Mark Twain. A Biography. Vols.
1-2, 1912.) до сих пор остается исключительно ценным источником для всех
изучающих жизнь и творчество Твена.
При всем том Марк Твен всегда оставался верен себе. Что бы ни говорил
он, болезненно бичуя себя в печали и в гневе, он никогда не был трусом.
Напротив, с молодых лет в нем присутствуют те бесспорные качества души и
характера - отзывчивость, ненависть к фальши, нежелание мириться со злом, -
из которых вырастает духовное мужество. И герои его книг дают нам не раз
примеры моральной отваги.
Если Твен и был пленником буржуазной Америки, то бунтующим пленником,
ненавидящим своих угнетателей.
То, что он сумел предать гласности, невзирая на внешние и внутренние
препоны, его критика буржуазной Америки, получившая известность прижизненно,
имеет большую ценность.
Поздний Твен, поднявшийся из оставленного им в рукописи и посмертно
публикуемого вот уже более полувека наследия - подлинный гигант
антикапиталистической литературы в США.
Пейн, его младший друг, секретарь и позднее биограф, писал:
"Рассказывают, не знаю насколько верно, что многие известные люди, при
жизни чуждавшиеся религии, изменили себе на смертном одре и возвращались к
оставленным ими верованиям. Я хочу здесь сказать, что Марк Твен, глядя прямо
в глаза смерти, не дрогнул ни разу".
Марк Твен умер 74 лет от роду, 21 апреля 1910 года.
4
Творчество Марка Твена можно подразделить на три главных периода.
К первому относятся юмор и сатира его молодых лет.
Это рассказы и очерки 60-х и начала 70-х годов; "Простаки за границей"
и "Налегке"; в написанных Твеном главах "Позолоченного века" завершаются его
ранние опыты в области социальной сатиры. В художественном отношении почти
все, что создано Твеном в этот период, характеризуется преобладающей ролью
американского юмора.
Бурлящая американская юмористика - стихия творчества раннего Твена.
Американские историки литературы именуют этот жанр западным или неистовым
юмором, а европейские исследователи сразу назвали американским. Американская
юмористика родилась из фольклора, процветавшего главным образом на освоенных
поселенцами в последнюю очередь западных окраинах США. Там, на границе или
на Западе, этот фольклор отразил жизнь и нравы самобытной и примитивной,
преимущественно фермерской цивилизации, формировавшейся в условиях суровой
борьбы за существование. Если фольклор границы фиксировал в сочных
гротескных образах жестокость и дикость изображаемой жизни, то и юмор,
рожденный на той же основе, был "грубиянским" юмором. Беспардонность всей
этой литературы отражала беспардонность самой окружающей жизни,
разнузданность буржуазной стихии, регулируемой одним только правом сильного.
А бравурный ее оптимизм был агрессивным и резко индивидуалистичным. Фермеры,
мастеровые, торговцы, старатели - пестрый бродяжий люд американского Запада
- жили надеждами на удачу, которая вот-вот дастся в руки, и взрывы грубого
хохота заглушали стоны и жалобы слабых и гибнущих в непосильной житейской
схватке.
Наиболее неприглядные стороны этой жизни уже отходили в прошлое, когда
в середине XIX столетия молодая литературная школа на Западе стала их
пародировать, создавая американскую юмористику, мало в чем соприкасавшуюся с
современной европейской традицией.
Достаточно указать, что в поэтике американского юмора убийство
рассматривалось как источник комических ситуаций.
В повествовательной технике американского юмориста господствовали два
популярных приема. В первую очередь это - гротескное преувеличение,
гипербола, тяготеющая к комическому абсурду. В других случаях это вопиющая
недомолвка, снова ведущая к рассчитанному на комический эффект
несоответствию. "Я раскроил ему череп и похоронил за свой счет", -
торжествующе сообщает герой одного из рассказов раннего Твена, которому не
угодил часовой мастер. В другом месте читаем: "Я прикончил его как гадюку и
с наслаждением содрал с него скальп" (речь идет о чистильщике сапог,
надерзившем рассказчику). Ни часовщик, ни чистильщик сапог никак не
заслуживали такой жестокой расправы, и рассказчик выступает здесь как
кровожадный хвастун. Но он может выступить и в маске бесстрастного
хроникера. Тогда он сообщает о жертве убийства с фальшивой
непринужденностью: "На рассвете его нашли в переулке, где он спокойно
дожидался приезда похоронных дрог".
Герой "Журналистики в Теннесси", одного из известнейших рассказов
молодого Твена, поступает помощником редактора в газету "Утренняя Заря и
Боевой Клич округа Джонсон" и знакомится с нравами своих местных коллег. Вот
как он их рисует:
"...В дверях появился полковник с револьвером армейского образца в
руке.
Он сказал:
- Сэр, я, кажется, имею честь говорить с презренным трусом, который
редактирует эту дрянную газетку?
- Вот именно. Садитесь, пожалуйста... Кажется, я имею честь говорить с
подлым лжецом, полковником Блезерскайтом Текумсе?..
Оба пистолета грянули одновременно. Редактор потерял клок волос, а пуля
полковника засела в мясистой части моего бедра... Они опять выстрелили. На
этот раз ни тот, ни другой из противников не пострадал, а на мою долю
кое-что досталось - пуля в плечо. При третьем выстреле оба джентльмена были
легко ранены, а мне раздробило запястье. Тут я сказал, что, пожалуй, пойду
прогуляться... Однако оба джентльмена убедительно просили меня остаться и
уверяли, что я нисколько им не мешаю."
Дальше в редакции "Утренней Зари" появляются новые посетители, одни -
из друзей газеты, другие ее противники, и обстановка становится еще
драматичнее.
"Началась такая свалка и резня, каких не в состоянии описать
человеческое перо, хотя бы оно было и стальное. Люди стреляли, кололи,
рубили, взрывали, выбрасывали друг друга из окна. Пронесся буйный вихрь
кощунственной брани, блеснули беспорядочные вспышки воинственного танца - и
все кончилось... мы остались вдвоем с истекающим кровью редактором,
обозревая поле битвы, усеянное кровавыми останками.
Он сказал:
- Вам здесь понравится, когда вы немножко привыкнете".
Этот заокеанский юмор не мог не озадачить европейских читателей,
воспитанных на Диккенсе или Гоголе.
В своих "Простаках за границей" Твен на потеху американским читателям
применил оружие американского юмора к европейскому материалу. От "милых
европейских реликвий" не осталось камня на камне. Твен хохочет над римскими
древностями, над средневековыми замками, над утонченными манерами парижан.
Рассказывая о своем пребывании в Риме, он знакомит читателя со счастливо
найденной им древней афишей, извещающей о гладиаторском бое, и с газетной
рецензией, принадлежащей, как он утверждает, древнеримскому репортеру. Оба
документа составлены Твеном в стиле новейшей американской журналистики, с
широким использованием спортивного жаргона и рекламных приемов.
Твен развлекает своих соотечественников, выдумывая неправдоподобно
смешные истории из европейского быта. Он с наслаждением описывает оторопь
европейцев перед лицом свирепого американского юмора. Когда американскому
гостю в музее показывают мумию фараона, он заявляет, что не интересуется
"подержанными покойниками", но если есть "хороший свежий труп", он готов его
посмотреть.
Так обстояло дело в "Простаках за границей". Однако весьма
знаменательно, что в написанной сразу же вслед за тем повести "Налегке",
новой книге, посвященной Америке (она имела и второе название - "Простаки у
себя дома"), неистовый твеновский юмор как бы сразу утрачивает свою
разрушительную направленность; напротив, он полностью дружествен по
отношению к изображаемой жизни и даже содействует ее прославлению.
В "Налегке" Твен рассказывает о Неваде и Калифорнии своих молодых лет.
Никогда еще Твен не смеялся так искренно и самозабвенно. В то же время все,
о чем говорит писатель, вызывает его непритворный восторг.
"Население этих городов было текучее, беспокойное и энергичное.
Удивительный народ! - так начинает Твен свою известную характеристику
хлынувших на Тихоокеанское побережье США американских старателей. - Ибо,
заметьте, здесь собралось двести тысяч молодых мужчин - не каких-нибудь
слабонервных, жеманных юнцов в белых перчатках, нет - это все были крепкие,
жилистые, бесстрашные молодцы, волевые и настойчивые, наделенные всеми
качествами великолепной мужественности: это были избранники богов, цвет
человечества... Удивительный народ, прекрасный народ!"
Твен и не думает скрывать от читателя, что единственной целью, которая
привела этот "цвет человечества" в Неваду и Калифорнию, была пожирающая
жажда богатства и что "избранники богов" заполняли досуг пьянством,
картежной игрой и поножовщиной.
"...В игорных домах среди табачного дыма и брани теснились бородатые
личности... а на столах возвышались кучи золотого песка, которого хватило бы
на бюджет какого-нибудь немецкого княжества... Люди плясали и ссорились,
стреляли и резали друг друга, каждый день к завтраку газеты сервировали
своим читателям свежий труп, убийство и дознание..."
"Словом, - как бы подводит итог писатель, - здесь было все, что
украшает жизнь и придает ей остроту".
Знакомя читателя с пылевой бурей в Неваде, "Невадским зефиром", Твен
демонстрирует виртуозную технику американского юмора.
"Воздух был густо усеян одушевленными и неодушевленными предметами,
которые летали туда и сюда, то появляясь, то исчезая в бурлящих волнах пыли.
Шляпы, куры и зонтики парили в поднебесье; чуть пониже их были одеяла,
железные вывески, кусты герани и черепица; еще пониже половики и бизоньи
шкуры... уровнем ниже застекленные двери, кошки и маленькие детишки; еще
ниже дровяные склады, легкие экипажи и тачки; а в самом низу, всего в
тридцати - сорока футах от земли, бушевал ураган кочующих крыш и пустующих
земельных участков".
Случись такая буря в Европе, ей не миновать бы от автора "Простаков за
границей" жестокого порицания, но поскольку она в Америке, то вызывает лишь
веселый, поощрительный смех. Природа ведет себя буйно, свободно и весело,
как бы под стать населяющим ее людям.
Чтобы понять идейную сторону этих противопоставлений Америки "старой
Европе" в творчестве раннего Твена, надо учесть, что в "Простаках за
границей" он стремится задеть не столько самих европейцев, сколько тех из
своих соотечественников, которые, как он полагает, не хотят отдавать должное
оригинальности и самостоятельности американской культуры.
Здесь надо отметить, что в этом вопросе Твен в значительной мере
разделял заблуждения, которые исповедывала в ту пору общественная мысль в
США.
Споры в оценке путей американской культуры отражали более серьезные
разногласия в оценке путей развития американского общества в целом. Споры в
Америке шли, по сути, о том, пойдет ли американская жизнь по тому же пути,
что и жизнь в Старом Свете, в Европе, станет ли американская буржуазная
демократия ареной классовых столкновений и социальных невзгод. Или же
исторически обусловленное отсутствие в США экономических и политических
институтов феодализма обеспечит американской буржуазной республике
безболезненный социальный прогресс.
Надо сказать, что основатели научного социализма К.Маркс и Ф.Энгельс, с
большим вниманием следившие за экономическими и социальными процессами в США
XIX столетия, систематически отмечают там нарастание антагонистических
социальных противоречий. Однако в самой Америке к этим оценкам пока что
присоединяются лишь наиболее проницательные умы. Господство личного интереса
и конкуренции как движущих пружин экономического прогресса рассматривается в
США - усилиями буржуазных пропагандистов - как великое достижение
буржуазного строя, якобы гарантирующее равенство граждан в экономической
сфере и безграничные возможности для преуспеяния.
Молодой Твен ни по своей образованности, ни по обстоятельствам жизни не
был подготовлен к тому, чтобы стать критиком буржуазного общества,
обгоняющим свое время. Рисуя с сочувствием нищету неимущих классов в Европе,
он в то же время рассматривает бедность у себя на родине, в США, как
нетипичное и преходящее состояние. Противоречивость созданного им образа
"американского простака", в котором демократическая тенденция сочетается с
некритическим взглядом на буржуазные идеалы, отражает идейные трудности
молодого писателя: он сам не умеет пока еще отличить демократическую позицию
от буржуазной, точку зрения американских трудящихся от точки зрения
американского предпринимателя-капиталиста.
При том молодой Твен далек от намерения замалчивать недостатки в жизни
своей страны. Уже самые первые его опыты в области обличительной
журналистики показали огромные возможности Твена как сатирика-реалиста.
5
Роман "Позолоченный век" создавался Твеном в соавторстве с Чарльзом
Дэдли Уорнером, юристом и литератором либерального направления, в те годы
более известным и опытным автором; чем молодой Твен. Количественно доли
Твена и Уорнера в романе примерно равны. Однако главы Уорнера и
разработанные им сюжетные линии принадлежат целиком к заурядной
либерально-буржуазной литературной традиции своего времени, а все наиболее
ценное в социальном и художественном отношении, сохранившее силу и свежесть
до наших дней, написано Твеном.
Твену и только Твену принадлежат в романе: история семейства Хокинсов и
их сближение с полковником Селлерсом; крах Компании судоходства по реке
Колумба; союз Лоры и полковника Селлерса с сенатором Дилуорти и сатирическая
картина американской столицы; кулуарные интриги и происки в связи с
фиктивным законопроектом о негритянском университете; наконец широкая
панорама политических нравов в США.
Основное действие "Позолоченного века" развивается в конце 60-х и
начале 70-х гг. XIX века, когда США, после окончания Гражданской войны,
стали ареной ничем не ограниченного и поощряемого правительством
частнокапиталистического предпринимательства и явили миру невиданные образцы
политических подкупов и коммерческого разбоя. Приступая к роману, Твен уже
был не вполне новичком в политической сатире. Еще в Неваде он высмеивал
неспособность и продажность местных политических деятелей. В Сан-Франциско
он разоблачал злоупотребления муниципальных властей и полиции. В 1868 году
Твен некоторое время провел в Вашингтоне, работая секретарем сенатора от
Невады Уильяма Стюарта, и написал "Как меня выбирали в губернаторы",
"Подлинную историю великого говяжьего контракта" и другие рассказы этого
цикла. Позже, в письме к жене от 8 июля 1870 года, Твен рассказывает, что
снова побывал в Вашингтоне. "Ездил в Сенат и сидел там до половины
одиннадцатого, только что вернулся в отель, - пишет Твен. - Материала - на
целую книгу. Богатейшая жила!" Политическая биография сенатора от Канзаса
Помроя, с которым Твен встретился в этот раз в Вашингтоне, пригодилась ему
для задуманного сенатора Дилуорти.
Достоверность привлеченного Твеном общественно-политического материала
не вызывает сомнений. Афера в "Позолоченном веке" со строительством
несуществующего города Наполеона, как и законопроект о мифическом
негритянском университете, воспроизводит в типичных чертах бесчисленные
американские финансовые аферы тех лет.
В частности, Твен использует факты, связанные с громким делом
железнодорожно-строительной компании "Кредит Мобильер", широко
практиковавшей подкуп конгрессменов и членов правительства. Как и герои
"Позолоченного века", все они с помощью различных ухищрений ушли от
ответственности. Махинации Уида и Райли в "Позолоченном веке" во многих
деталях совпадают с мошенническими действиями так называемой "Шайки Туида"
(по имени "босса" демократической партии - Уильяма Туида), орудовавшей в
муниципальном управлении Нью-Йорка во второй половине 1860-х годов.
Такой широкой, изобилующей яркими и убедительными подробностями картины
хищничества частного капитала и разложения политической власти в США, какая
нарисована Твеном в "Позолоченном веке", американская литература не
видывала.
К тому же роман был злободневен, как сегодняшняя газета*.
______________
* В этой связи интересно отметить, что в том же 1874 году, когда роман
вышел в США, он был переведен и напечатан в руководимых Н.А.Некрасовым и
М.Е.Салтыковым-Щедриным "Отечественных записках" ("Мишурный век" Марка
Туэйна и Чарльза Дэдлей Уорнера. - Отечественные записки, 1874, ЭЭ 5-10).
В лице сенатора Дилуорти и полковника Селлерса Твен создал в
"Позолоченном веке" характеры, которые остались в американской литературе,
стали почти нарицательными.
Сенатор Дилуорти - прожженный делец и бесстыдный политический демагог,
как бы воплотивший в себе все пороки и язвы американской политической жизни.
Он охотно берется провести через Конгресс заведомо нелепые планы полковника
Селлерса; задача сенатора - добиться от Конгресса ассигнований, которые
должны осесть в карманах участников спекуляции, включая и его самого.
Многоопытный финансист с Уолл-стрита, один из персонажей романа, так
разъясняет новичку в этих делах, своему собеседнику, технику воздействия на
Конгресс:
"- Утвердить ассигнование в Конгрессе стоит немалых денег, давайте
прикинем: за большинство в бюджетной комиссии Палаты представителей надо
заплатить сорок тысяч - по десять тысяч на брата; за большинство в сенатской
комиссии - столько же: опять сорок тысяч; небольшая добавка председателям
одной - двух комиссий, скажем, по десять тысяч - и вот вам сто тысяч
долларов как не бывало. Затем идут семь кулуарных деятелей, по три тысячи
долларов каждый: двадцать одна тысяча; несколько членов Палаты
представителей и сенаторов с безупречной репутацией (конгрессмены с
безупречной репутацией стоят дороже, так как они придают всякому мероприятию
нужную для дела окраску), - скажем, десяток на Сенат и Палату представителей
вместе - это тридцать тысяч долларов; затем десятка два конгрессменов,
которые вообще не станут голосовать, если им не заплатят, - по пятьсот
долларов каждому... Наконец, печатная реклама... Ах, дорогой сэр. Реклама
разорит хоть кого... Нам удалось уговорить одного правительственного
чиновника, восседающего в Вашингтоне прямо-таки на гималайских высотах,
написать о ваших скромных планах развития экономики нашей страны в широко
распространенную газету, издаваемую святой церковью, и теперь наши акции
прекрасно расходятся среди набожных бедняков... Для таких целей нет ничего
лучше религиозной газеты. Само собой разумеется, я говорю о крупных
столичных газетах, которые умеют и богу послужить и себя не забыть, - вот к
ним-то и надо обращаться, сэр, именно к ним..."
Если в сенаторе Дилуорти Твен почти плакатными мазками рисует опасного
грозного хищника, то с полковником Селлерсом обстоит в романе сложнее.
Селлерс тоже не праведник, но автор наделяет его добросердечностью и
простодушием, резко контрастирующими с теми темными финансовыми замыслами,
которые он вынашивает и в которых участвует. В чаду своих фантазий Селлерс
не видит, что его планы обогащения мало чем отличаются от планов разбойника
на большой дороге.
Строя таким образом характер полковника Селлерса, Твен, без сомнения,
подмечает важные черты американской действительности. Хищничество в сфере
частного предпринимательства не только не считалось безнравственным в
навязываемом американскому обществу моральном кодексе американской
буржуазии, но признавалось похвальной и в конечном счете полезной для
общества предприимчивостью. Эту проблему Твену предстояло еще многократно
решать.
Дилуорти и Селлерс не достигают в романе намеченной цели. Крах их
планов вызван случайным успехом противника Дилуорти, честного человека,
которого авторы, чтобы отметить условность такого персонажа на американской
политической сцене, именуют символически Нобл (по-русски - Благородный).
Расстановка сил, однако, ничуть не меняется. Дилуорти с помощью верных
друзей в Сенате сохраняет свое политическое могущество. Полковник Селлерс
удаляется со сцены, насвистывая, полный новых ошеломляющих планов.
Заглавие романа "Позолоченный век" направлено острием против
безудержных апологетов капитализма, предлагавших считать этот период
хищнического накопительства в США золотым веком американской истории. С
легкой руки Твена и Уорнера наименование "Позолоченный век" было принято
прогрессивной американской историографией и закрепилось за периодом
"грюндерства" в США 60-70-х годов XIX столетия.
6
Второй период в творчестве Твена приходится в основном на 1880-е годы и
тесно связан с нарастающим кризисом буржуазно-демократических иллюзий в
сознании писателя. Творческие искания Твена характеризуются в этот период
прорывами к более глубокому критико-реалистическому изображению американской
действительности. "Приключения Тома Сойера", написанные еще в 1870-х годах,
открывают твеновский эпос реки Миссисипи, завершенный "Приключениями
Гекльберри Финна" - вершиной творчества зрелого Твена. В те же годы созданы
два его выдающихся опыта в историческом жанре - "Принц и нищий" и "Янки из
Коннектикута при дворе короля Артура". Важнейшими вехами в идейной эволюции
писателя в этот период надо считать произнесенную в 1886 году в защиту
американских рабочих речь Твена "Рыцари труда - новая династия" и созданный
в следующем, 1887-м году, антибуржуазный рассказ-памфлет "Письмо
ангела-хранителя", в котором он заклеймил американского капиталиста в сфере
его частной предпринимательской деятельности. Оба эти произведения, которые
увидели свет лишь после смерти писателя, как бы подводят итог второму,
срединному периоду его творчества и служат введением к третьему,
заключительному.
"Приключения Тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Финна" - наиболее
известные из книг Марка Твена.
Многие помнят их с детских лет, когда впервые знакомились с Томом и
Геком. Но, возвращаясь к этим повестям Твена в зрелые годы, читают их как бы
заново, находят в них новое содержание и новую притягательность.
Обе книги в значительной мере автобиографичны (особенно первая); они
впитали в себя воспоминания писателя о собственном детстве в американской
провинции 40-х годов прошлого века. Те, кто ближе знаком с жизнью Твена, без
труда установят, что Сент-Питерсберг, городок-деревушка на берегу Миссисипи
- это Ганнибал, где вырос Сэм Клеменс, что Том Сойер во многом он сам и тетя
Полли тоже во многом списана с матери Твена. Биографы Марка Твена указывают
на прототипы других персонажей в обеих книгах и на близость тех или иных
эпизодов к известным страницам детства и отрочества писателя.
Не следует преуменьшать значение автобиографических, личных мотивов в
книгах о Томе и Геке; к ним восходит юмор и лирика многих лучших страниц
Твена. Но значение обеих повестей далеко выходит за эти пределы. Автобиограф
и мемуарист уступает в них место историку нравов и художнику-реалисту.
Обращаясь к годам своего детства и юности, Твен рисует обширную панораму
американской жизни тех лет - "старосветской Америки". Если в книге о Томе
Сойере изображение еще ограничено жизнью одного лишь Сент-Питерсберга, то в
"Приключениях Гекльберри Финна" Гек и негр Джим спускаются больше чем на
тысячу миль вниз по великой реке, посещают другие прибрежные городки и
поселки, встречают десятки людей, знакомых и незнакомых, наблюдают обыденные
и необычайные происшествия, каждое из которых - замечательная по
содержательности и рельефности изображения иллюстрация социального быта
эпохи.
Автобиографические мотивы в книгах о Томе и Геке проникнуты
мечтательным сожалением о былых временах, неповторимых, единственных в своем
роде впечатлениях детства и юности. Но, выступая как бытописатель-историк,
Твен бывает суров и требователен, взирает на прошлое, умудренный опытом
настоящего, дает волю сатире, не скрывает боли и горечи. Преимущественно в
сочетании этих противоречивых тенденций, в их столкновении и внутренней
связи воспринимает книги о Томе и Геке современный читатель, для которого
сочинения Твена уже достояние мирового культурного прошлого.
Создавая в начале 70-х годов первую повесть о своем детстве на берегу
Миссисипи, Твен еще не стремится противопоставить дорогие ему патриархальные
нравы ушедших времен тому горькому и непривлекательному, чего он не может
принять в современной американской действительности.
Герои "Приключений Тома Сойера" - мальчуганы-подростки, еще не
вступившие в жизнь. Они много шалят, дружат и ссорятся, неохотно ходят в
школу и в церковь и чувствуют себя лучше всего, отдавшись своим - как бы
совсем независимым от взрослых людей - занятиям и интересам.
Том Сойер ускользает от нотаций заботливой тети Полли, врачует кота
Питера горьким лекарством, которое не хочет принимать сам, томится на
скучной проповеди и на уроках, с немалой выгодой для себя красит забор,
влюбляется в девочку-одноклассницу Бекки Тэчер; но веселее всего ему на лоне
природы с друзьями-приятелями Джо Гарпером и Геком Финном.
Решив "стать пиратами", Том и его друзья угоняют чужой плот и проводят
несколько дней на Джексоновом острове, на Миссисипи. "Они развели костер у
поваленного дерева в двадцати - тридцати шагах от темной чащи леса,
поджарили на ужин целую сковородку свиной грудинки и съели половину
кукурузных лепешек, захваченных с собой. Им казалось, что это замечательно
весело - пировать на воле в девственном лесу на необитаемом и еще не
исследованном острове, далеко от человеческого жилья, и они решили больше не
возвращаться к цивилизованной жизни".
"Белый городок дремлет под утренним летним солнцем", - так вспоминает
позднее Твен родной Ганнибал. Этот солнечный городок имел, без сомнения, не
только светлые улочки, но и темные закоулки. В самой книге о Томе Сойере
разыгрываются кровавые драматические события. Темной ночью на кладбище
молодой доктор Робинсон пытается похитить только что погребенное тело для
своих анатомических надобностей. Люди, которых он нанял откапывать гроб,
затевают с ним спор у разрытой могилы. Метис Джо, сводя старые счеты с
доктором, убивает его ударом ножа и сваливает вину на второго участника
драки - Мэфа Поттера, городского бродягу и пьяницу. Все это видят
оказавшиеся на кладбище мальчики Том и Гек Финн, но выходят из испытания,
так и не ведая, что ночное убийство свидетельствует о глубоком
неблагополучии всей окружающей жизни. Даже мешок с золотыми монетами, вдруг
появляющийся под самый конец в книге, достается мальчикам в результате
случайности и не влечет за собой никаких суровых коллизий. Это всего лишь
счастливо найденный клад, вполне уместный в увлекательном приключении.
При всем том повесть Твена не вызывает у нас ни малейшего ощущения
фальши или искусственности. Она полна неподдельной веселой искренности, она
поэтична. Объяснение этому - в детскости взгляда, детском восприятии
действительности, последовательно проведенном писателем в книге о Томе
Сойере с начала и до конца. Действительность здесь показана такой, какой ее
видел, мог видеть подросток в возрасте Тома и Гека. В одной из позднейших
автобиографических записей Твен говорит, что Ганнибал его детских лет был
"сущий рай для мальчишек". Неучастие в повседневных житейских конфликтах
взрослых людей, тем более в окружающих плутнях, низости и насилии как бы
ставило мальчиков за пределы "взрослого мира", отделяло от его целей,
методов, средств. В особенности это относится к Геку Финну. "Быть богатым не
такое веселое дело. Богатство - тоска и забота, тоска и забота..." - говорит
он в книге о Томе Сойере в одном из наивных мальчишеских диалогов, где он
отстаивает преимущества необеспеченной жизни в старой бочке за городской
бойней перед "оковами цивилизации".
Последовательно ограничивая себя таким взглядом на жизнь, диапазоном
беззаботного детского взора, можно было показать этот ушедший и почти
позабытый мир в его положительных проявлениях, не сильно греша против
исторической истины. Бесспорно положительные стороны рисуемой жизни,
элементарное довольство, несвязанность, близость к природе получают в книге
о Томе Сойере ничем не омраченное выражение. Сатирические этюды не выходят,
как правило, за пределы легкой насмешки. Ослепительный солнечный свет
заливает идиллию, не оставляя места для пятен. Марк Твен отдавал себе в этом
отчет. "А ведь Том Сойер просто псалом, переложенный прозой, чтобы придать
ему более мирскую внешность", - писал он в конце 80-х годов. К этому времени
он уже вполне сознавал, что идиллия в старосветской Америке существовала
только для мальчуганов в возрасте Тома Сойера и исчезала вместе с их
детством.
В известной трагической записи Твена 90-х годов, посвященной судьбе
Тома и Гека, читаем: "Гек приходит домой бог знает откуда. Ему шестьдесят
лет, спятил с ума. Воображает, что он все тот же мальчишка, ищет в толпе
Тома, Бекки, других. Из скитаний по свету возвращается шестидесятилетний
Том, встречается с Геком. Оба разбиты, отчаялись, жизнь не удалась. Все, что
они любили, что считали прекрасным, ничего этого уже нет. Умирают".
7
Первоначальный замысел книги о Геке Финне зародился у Твена, как только
он кончил работу над "Томом Сойером". В письме к своему другу, писателю
У.Д.Гоуэллсу от 5 июля 1875 года, сообщая, что кончил книгу о Томе, он
добавляет: "Придет время, я возьму мальчугана 12 лет и проведу его по жизни
(это будет рассказ от первого лица). Только не Тома Сойера, он не годится"*.
В следующем, 1876 году Твен приступил к работе над "Приключениями Гекльберри
Финна", однако, написав несколько более четверти книги, отложил рукопись в
сторону и подошел к ней снова вплотную лишь в 1883 году.
______________
* Американский романист и критик Уильям Дин Гоуэллс (1837-1920) был
многие годы литературным советчиком Твена, и Твен широко делился с ним всеми
своими замыслами. Письма Твена к Гоуэллсу приводятся по новейшему
комментированному изданию их переписки (The Correspondence of Samuel
L.Clemens and William D.Howells. 1872-1910. Vols. 1-2. Harvaid Universily
Press, 1960).
В конце 1884 года "Приключения Гекльберри Финна" вышли в Англии и в
начале 1885 года - в США.
Продолжительные паузы в работе над книгой довольно обычны в
писательской практике Твена, но этот семилетний перерыв в работе над
"Гекльберри Финном" сыграл, как можно считать, очень важную роль в
кристаллизации окончательного замысла повести. Первые главы книги о Геке,
написанные в 1876 году, выглядят продолжением книги о Томе Сойере. Конечно,
замена Тома Сойера Геком в качестве главного действующего лица и его роль
как рассказчика сразу меняет всю группировку событий и их освещение. Тем не
менее в этих главах "Гекльберри Финна" еще не чувствуется намерения автора
столь далеко отойти от трактовки социального материала и художественной
манеры, характерных для первой книги.
Конец 70-х и начало 80-х годов XIX столетия были важным рубежом в
истории США и в американской общественной жизни. Сделка северных
капиталистов с имущими классами южных штатов резко ограничила
общедемократические достижения Гражданской войны и свела на нет формально
провозглашенное равноправие негров. Американский город и американская
деревня все сильнее испытывали гнет капитала. Позицию Твена в эти годы еще
нельзя назвать антикапиталистической, но в нем неуклонно крепнет критическое
отношение к буржуазному строю.
В 1882 году, собирая материал для "Жизни на Миссисипи", Твен предпринял
путешествие вниз по реке, посетил снова памятные места своей юности и родной
Ганнибал. Это путешествие, вскоре после которого Твен вернулся к работе над
книгой о Геке, имело для него двойное значение. Во-первых, жизнь, знакомая
Твену по воспоминаниям юности, предстала перед ним в свете сдвигов и
перемен, происшедших в ней за истекшие десятилетия, и романтизирующая дымка,
сквозь которую он смотрел на свое далекое детство, в значительной мере
развеялась. Во-вторых, пестрые и дробные впечатления молодых лет на
Миссисипи стали вырисовываться перед его взором художника-реалиста и зрелого
мастера, как "эпос реки Миссисипи", - исполненная общественного значения и
безвозвратно уходящая в прошлое страница американской истории.
Можно легко проследить конкретное взаимодействие "Жизни на Миссисипи",
над которой работает Твен, и на время отложенной, ожидающей своей очереди
рукописи о Геке. Целая глава из "Приключений Гекльберри Финна", посвященная
нравам плотовщиков старого времени, была перенесена со специальной авторской
оговоркой в книгу о реке Миссисипи. В то же время в "Жизни на Миссисипи" уже
содержатся в зачаточной форме некоторые сюжетные мотивы книги о Геке
(например, завершающаяся кровопролитием родовая вражда двух плантаторских
кланов).
На титуле первого издания "Приключений Гекльберри Финна" указано:
"Время действия - сорок или пятьдесят лет назад". В книге запечатлена
американская жизнь 40-х годов XIX столетия, еще не расшатанная глубоким
конфликтом, приведшим страну через два десятилетия к Гражданской войне.
Гек Финн, беспризорный оборвыш, так хорошо нам знакомый друг Тома
Сойера, убегает из Сент-Питерсберга, спасаясь от Финна-отца, который колотит
его, и от благонравной вдовы Дуглас, решившей приобщить его к "цивилизации".
Вместе с Геком бежит негр Джим. Он бежит от хозяйки, которая хочет продать
его в низовья реки Миссисипи и навсегда разлучить с семьей. Гек и Джим
рассчитывают добраться на плоту до Огайо, а потом податься на Север, в
"вольные штаты", где Джим получит свободу. По пути они переживают множество
приключений.
Однако приключения Гека и Джима уже лишены лучезарности приключений
Тома и Гека в книге о Томе Сойере, и душевная чистота героев оттенена
сумрачными картинами жизни окружающего их общества. Резкие антитезы повести,
противопоставление неимущих и бескорыстных Гека и негра Джима насильникам,
стяжателям и проходимцам, с которыми они сталкиваются в своем путешествии, и
опоэтизированной великой реки - грязным "как деготь" городкам на ее
побережье характеризуют становление новых критических взглядов писателя на
американскую жизнь, как в ее прошлом, так и в ее настоящем.
Проблема рабовладения, занимающая в повести столь важное место в связи
с тем, что Гек укрывает раба, не ставится Твеном в политическом плане.
Однако социально-психологическая сторона проблемы освещена им с большой
глубиной. Психологию рабовладения Твен знает с детских лет "изнутри" и
передает ее единым штрихом, безошибочно:
" - Господи помилуй! Кто-нибудь пострадал?
- Нет, мэм. Убило негра.
- Ну, это вам повезло. А то бывает, что и ранит кого-нибудь..."
Негр Джим, вкусив воли, замышляет насильственное похищение своей семьи,
оставшейся у хозяев. Гек, наделенный автором цепко укоренившимися
предрассудками рабовладельческого общества, в котором он вырос, склонен
считать свою помощь беглому негру тяжким грехом, социальным и моральным
падением. Но, движимый справедливостью и искренне дружеским чувством, готов
скорее "гореть в аду", нежели отказаться от помощи Джиму.
Образ Гека как положительного героя имеет первостепенное значение для
повести и для творчества Твена в целом. Вторым положительным героем повести
является негр Джим.
В итоге маленький плот, на котором плывут по Миссисипи беспризорный
оборвыш и беглый невольник, становится как бы средоточием подлинно
человеческих отношений посреди окружающей фальши, жестокости и обмана.
Один из центральных эпизодов повести связан с аферой, в которую Гека
вовлекают севшие на их с Джимом плот два проходимца, "Король" и "Герцог",
как они себя именуют. В безымянном городишке на Миссисипи они выступают в
роли самозваных наследников умершего кожевника Уилкса. В центре событий -
мешок с золотом. Но это уже не те золотые монеты, которые ассоциировались в
книге о Томе Сойере с игрой мальчишек в пираты и с поисками заколдованных
кладов. Это золото - узел буржуазных имущественных отношений. Оно рождает
обман, горе и слезы. Вокруг него кипят страсти бесчестной наживы. Требуется
все проворство и добрая воля Гека, чтобы помешать мошенникам осуществить
свое преступное дело.
Автобиографический материал в книге о Геке продолжает играть заметную
роль, хотя и менее значительную, чем в книге о Томе. Так, в основе
взаимоотношений Гека и Джима лежит действительный факт из детских лет Твена.
Рыбак Бенсон Блэнкеншип, старший брат Тома Блэнкеншипа (послужившего
прототипом для Гека Финна), долгое время укрывал в Ганнибале беглого
негра-раба, не соблазняясь объявленными за его поимку наградами и не
страшась мести рабовладельцев. К детским воспоминаниям Твена восходит и
столь яркий эпизод повести, как убийство Боггса (в XXI главе книги). В одном
из отрывков своей позднейшей "Автобиографии", после описания убийства
пьяного Смарра богатым купцом Оусли на главной улице Ганнибала, Твен на
полях помечает: "Смотри "Приключения Гекльберри Финна". В то же время такие
характерные и содержательные картины американской жизни тех лет, как
кровавая вражда джентльменов-южан Грэнджерфордов и Шепердсонов, молитвенное
собрание в Поквилле, похождения "Короля" и "Герцога" в арканзасских портовых
городишках не мемуары в сколько-нибудь существенном смысле и являются
результатом художественного обобщения обширного и разнообразного социального
материала.
На XXI главе повести Твен обрывает свою социальную панораму и завершает
книгу главами, посвященными придуманной Томом Сойером новой игре - "побегу
из рабства" Джима (фактически уже получившего вольную, но не знающего об
этом и считающего себя беглецом). Эти заключительные главы книги о Геке при
всем своем бытописательном и юмористическом интересе возвращают читателя к
традиции книги о Томе и являются в этом смысле как бы отходом в сторону от
нового содержания, достигнутого в книге о Геке.
И Гек и негр Джим по глубине художественной характеристики принадлежат
к лучшим созданиям Твена. Сатира и юмор в книге о Геке насыщены социальным и
психологическим содержанием. В изображении национальной жизни, американской
природы, в народности языка книга Твена была выдающимся достижением
американской литературы и во многом определила ее судьбу, ее будущее.
8
Историческая тема привлекает Марка Твена на всем протяжении его зрелого
творчества и, как правило, связана с критикой социальной несправедливости в
минувшие исторические эпохи.
"Принц и нищий" (1882) и "Янки из Коннектикута при дворе короля Артура"
(1889) затрагивают основные мотивы в исторической тематике Твена и
характеризуют - каждая повесть по-своему - его своеобразный подход к
историческому материалу.
"Принц и нищий" - демократическая гуманная притча с элементом
сказочности в сюжете. Наследник английского престола и нищий мальчик, его
однолетка, по капризу природы похожий на принца как брат-близнец, на
короткое время сменяют друг друга. Нищий становится повелителем Англии, а
монарх вкушает горечь и унижение, уготованные беднякам в его королевстве.
Еще осенью 1877 года Твен в краткой записи в дневнике наметил фабулу
повести: "За день или два перед смертью Генриха VIII Эдуард VI случайно
меняется местами с мальчиком-нищим. Принц блуждает в лохмотьях и терпит
лишения, а нищий претерпевает мучительные (для него) испытания придворного
этикета - вплоть до дня коронации в Вестминстерском аббатстве, когда
путаница разъясняется и все становится по местам".
В 1879 году Твен приступает к работе над "Принцем и нищим", штудирует
историческую литературу, читает "для верности языка" исторические хроники
Шекспира и дневники Пеписа; во время европейской поездки 1879-1880 годов
обходит в Лондоне все те места, которые хочет зарисовать в книге. В мае 1880
года, в ходе работы над повестью, в письме к У.Д.Гоуэллсу он уточняет
социально-воспитательный замысел новой книги. "Я хочу дать близко
почувствовать, - говорит Твен, - всю жестокость законодательства этого
времени, показать, как король сам становится жертвой иных из своих законов,
а действие прочих наблюдает собственными глазами".
Выпуская повесть о принце и нищем, Твен предназначил ее для детей (и
она прочно вошла в репертуар детского чтения), что не мешает ей оставаться
одной из центральных книг в творчестве Твена. Привлекая обширный
исторический материал, Твен притом не стремится к полной исторической
точности. В анналах жестокой и сумрачной английской истории эпохи Тюдоров, в
промежутке между царствованиями Генриха VIII и Марии Тюдор "Кровавой", он
находит юного Эдуарда VI, вступившего на престол в 1547 году десятилетним
подростком, и умершего через несколько лет, - и неисследованность, некоторая
загадочность этой фигуры дают писателю простор для фантазии. "Пожалуй, все
это было, а пожалуй, и не было..." - говорит он лукаво в предисловии к
повести и добавляет, оговаривая некоторую сказочность, но вместе с тем
демократизм своего замысла: "Возможно, что в старое время в эту историю
верили мудрецы и ученые, но возможно и то, что только простые неученые люди
верили в нее и любили ее".
Выбежав за ограду дворца в надетом им для потехи рубище Тома Кенти,
принц в ту же минуту превращается в бесправного нищего и начинает свои
скитания по Лондону и окрестным селениям, разделяя судьбу бедняков и
отверженных. Его истязает отец Тома Кенти, принимающий принца за своего
пропавшего сына; он попадает в шайку воров, где его считают безумным и
шутовски коронуют королем Фу-Фу Первым; он слышит горькую исповедь ни в чем
не повинных людей, попавших на дно английского общества из-за свирепствующих
в стране бесчеловечно-жестоких законов; видит, как жгут на костре
"еретиков", виновных лишь в том, что они не согласны с господствующей
религиозной доктриной.
Твен работал над "Принцем и нищим", когда уже начал продумывать и даже
писать книгу о Геке Финне, и нельзя не заметить во многих мотивах этих двух
книг схожесть, параллельный ход мысли при всем различии тематики. "Принц и
нищий" был завершен и вышел в свет ранее, чем повесть о Геке, и стал первой
из книг Твена, где гуманная сторона его творчества, сочувствие жертвам
социального гнета и произвола получают столь яркое выражение. Безысходные
муки бедняков в "Принце и нищем", их бесправие и беззащитность, духовная
гибель людей, ожесточившихся из-за непомерных страданий, дополняются
красноречивой картиной полнейшей моральной бесчувственности и
безответственности богатых и знатных.
В то же время в этой истории двух мальчиков на историческом фоне
феодальной Англии XVI столетия контрастно представлена характерная для Твена
концепция детства и отрочества как своего рода "естественного состояния"
каждого нового поколения - до того, как оно, повзрослев, становится жертвой
социальных условностей и тривиальных житейских забот. Эдуард и Том Кенти у
Твена легко понимают друг друга, отделяющая их пропасть для них не столь
глубока. Уже в сцене переодевания мальчиков, в начальной завязке сюжета
принц говорит нищему: "Если бы мы вышли с тобой нагишом, никто не сумел бы
сказать, кто из нас ты, а кто принц Уэльский".
Явившись в неведомый ему до того мир нищеты и лишений, маленький принц
тотчас же заступается за невинно обиженных, а нищий Том Кенти в королевском
дворце с той же зоркостью и непосредственностью детской души рушит
хитросплетения несправедливых законов.
И мальчики сами в конечном счете решают свою судьбу. Ибо мир нищих
столь косен по своей темноте и невежеству, а мир знатных аристократов - по
корыстному политическому расчету, что без дерзкой отваги принца и доброй
воли занявшего его место в королевском дворце Тома Кенти причудливо
сплетшийся узел их судеб остался бы нераспутанным.
Собственно исторический фон, картины средневекового Лондона привлекают
писателя своей живописностью, колоритом: он не раз подробно рисует парадные
трапезы, празднества, пышные шествия. В то же время картины "дна" написаны
Твеном с размахом и сумрачным вдохновением, заставляющим вспомнить "Веселых
нищих" Роберта Бернса. Речь фермера Иокела на ночной пирушке воров,
провозглашающего тост за "милосердный английский закон", убивший его старую
мать, жену и детей и превративший его самого из честного труженика в
искалеченного бродягу, исполнена яростного сарказма и социального пафоса.
Твен дает волю насмешливому плебейскому юмору, показывая читателю
придворные церемонии глазами нищего мальчика, разоблачает и "остраняет" их
до полного комического абсурда.
Композиция "Принца и нищего" отличается стройностью и изяществом. Принц
Эдуард передвигается по стране, Том Кенти почти не покидает дворца, но оба
проделывают важное для себя моральное путешествие и встречаются вновь
повзрослевшими и глубже узнавшими жизнь.
Из персонажей второго плана наиболее важная роль отведена Майлсу
Гендону. Этот молодой дворянин, лишенный из-за происков корыстной родни
своего места в жизни, скитаясь, встречает принца и становится его
покровителем. Из любви и жалости к мальчику он согласен признать его королем
Англии (хотя считает его притязания проявлением безумия); лишь испрашивает
себе привилегию сидеть в присутствии короля, которую Эдуард и дарует ему "за
услуги" - Майлс Гендон отважно спас принца от избиения и гибели.
В заключение повести, потеряв Эдуарда, к которому он успел горячо
привязаться, обескураженный Гендон приходит в столицу уже после торжества
коронации и, попав во дворец, не веря глазам, видит на троне своего
маленького питомца, "владыку царства снов и теней". Желая проверить, не
сошел ли он сам с ума, Гендон под негодующий ропот придворной толпы садится
на стул посреди дворцового зала - и юный король подтверждает его привилегию.
Советский писатель Ю.К.Олеша, восхищаясь "несравненным мастерством"
Марка Твена в "Принце и нищем", пишет, что этот сюжетный ход является "одним
из лучших сюжетных изобретений в мировой литературе", "стоит в их первом
десятке"*.
______________
* В своих интересных заметках Олеша приходит к выводу, что Твен в
мировой литературе "уникально великолепен". См. Юрий Олеша. Ни дня без
строчки. М., 1965, стр. 216-220.
Известно, что в детском домашнем спектакле, поставленном вскоре после
выхода "Принца и нищего" дочерьми Марка Твена и их сверстниками, сам Твен
сыграл прямодушного и самоотверженного Майлса Гендона. 12-летняя дочь Твена
Сюзи в своих детски-трогательных записях об отце отмечает: "Папа сыграл
Майлса Гендона с потрясающим успехом. Все были в восторге, и папа тоже".
9
Вышедшая в 1889 году историко-фантастическая повесть Твена "Янки из
Коннектикута при дворе короля Артура" знаменательна для его
идейно-политических интересов и поисков этого времени.
Рождение замысла повести относится еще к осени 1884 года, когда Твен
записал в своем дневнике: "Когда мы с Кейблом (Джордж Кейбл, известный
американский писатель и друг Твена. - А.С.) разъезжали с публичными
чтениями, он где-то достал "Смерть Артура" и дал мне почитать, и я принялся
мысленно строить план книги".
Читая "Смерть Артура", свод средневековых легенд о короле Артуре и
рыцарях Круглого Стола в переложении английского писателя XV столетия Томаса
Мэлори, Твен решил, отталкиваясь от сюжета легенд и пародируя их, атаковать
европейскую феодальную традицию и ее пережитки - абсолютную монархию, власть
церкви, сословное деление общества, жестокую эксплуатацию трудового народа,
суеверие и грубость нравов. Попутно он думал нанести также удар по
идеализации и эстетизации средневековья (и в частности артуровского
рыцарского романа) в творчестве Теннисона, прерафаэлитов и других английских
неоромантиков 1880-х годов.
Характер сатирического замысла Твена во многом определяется внесенным
им в повесть фантастическим элементом. Твен отправляет американского
рабочего-механика, своего современника, в Англию VI века ко двору короля
Артура и "сталкивает лбами" феодализм и новейшую буржуазную демократию
американского образца. Сперва твеновский янки - Хэнк Морган - принимает
решение реформировать королевство Артура в духе новейших научно-технических
знаний и государственных институтов буржуазной демократии. Когда ему это не
удается, он пытается произвести революционный антифеодальный и
антимонархический переворот, но терпит тяжелую неудачу.
Фабула повести - встреча американца XIX столетия с феодальной
цивилизацией - служит для Твена неиссякаемым источником остропародийных
комических ситуаций.
Только еще обдумывая "Янки из Коннектикута", Твен записал: "Вообразил
себя странствующим рыцарем средних веков. Привычки и потребности нашего
времени, вытекающие отсюда неудобства и трудности. В латах нет карманов. Не
могу почесаться. Насморк, не могу высморкаться, не могу достать носовой
платок, не могу вытереть нос железным рукавом. Латы накаляются на солнце,
пропускают сырость, когда идет дождь, в мороз превращают меня в ледышку".
В этом наброске обнажен основной пародийный прием Твена, реализованный
далее в повести.
Через посредство героя-рассказчика, разбитного и острого на язык Хэнка
Моргана, Твен переводит рыцарский роман Мэлори на язык американской
повседневности XIX столетия. "Наши ребята постоянно отправлялись граалить",
- небрежно сообщает янки о странствиях рыцарей Круглого Стола в поисках
священной чаши Грааля, давая понять, что считает всю эту затею отчасти
блажью, отчасти сознательным шарлатанством привилегированных классов.
Подобному же юмористическому и сатирическому осмеянию подвергается и культ
дамы и рыцарские турниры.
Надо заметить в этой связи, что отнюдь не всегда, когда Твен
противополагает средневековому ритуалу обычаи современной Америки, ему
удается торжествовать художественную победу. Твен еще сам не свободен порой
от буржуазно-утилитаристского взгляда на жизнь и искусство, и, заставляя
рыцарей короля Артура выступать в роли коммивояжеров или играть на бирже, он
не всегда замечает, что эти "почтенные" в США XIX столетия занятия не могут
быть ни в моральном, ни в эстетическом плане противопоставлены как идеал
нравам и обычаям ушедших эпох и что биржевой маклер не менее подлежит
осмеянию, чем артуровский рыцарь, отправляющийся "граалить".
Эти мотивы в книге в определенной мере относятся еще к той, характерной
для раннего Твена односторонней, отчасти наивной критике европейской
феодальной традиции, когда он в "Простаках за границей" безоговорочно
ратовал за буржуазную демократию в США. Но теперь в основном - социальном и
политическом - плане такая позиция более невозможна для Твена.
Вторая половина 80-х годов ознаменовалась в США глубокими
экономическими потрясениями и бурным подъемом рабочего движения. В 1886
году, анализируя ход развития капитализма в США, Энгельс писал в своем
дополнении к американскому изданию "Положения рабочего класса в Англии":
"Тенденция капиталистической системы к окончательному расколу общества на
два класса - горстку миллионеров, с одной стороны, и огромную массу наемных
рабочих, с другой, - эта тенденция, несмотря на то, что с ней постоянно
сталкиваются и ей противодействуют другие социальные факторы, нигде не
проявляется с большей силой, чем в Америке..."*.
______________
* К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е, т. 21, стр. 264.
В том же 1886 году в ответ на развернувшуюся в США травлю передовых
рабочих организаций Твен написал и - в узком кругу - огласил свою речь
"Рыцари труда - новая династия", в которой высказал уверенность, что будущее
принадлежит пролетариату.
Хотя Твен неясно рисует себе, как должна развиваться политическая
борьба рабочего класса, он приходит к обобщенной постановке вопроса - о
несправедливости всякого общественного порядка, базирующегося на угнетении
трудящихся, и обосновывает право народа на насильственное ниспровержение
социального гнета.
Эта позиция Твена своеобразно отразилась и в "Янки из Коннектикута".
Читателю нетрудно увидеть, что историзм повести Твена совершенно
условен. Правда, Твен сохраняет основные персонажи, действующие в
артуровском цикле, но трактует сюжеты легенд произвольно и в соответствии со
своим юмористическим замыслом. В то же время он концентрирует в государстве
Артура все бедствия и пороки феодально-абсолютистского строя вплоть до
периода, непосредственно предшествовавшего буржуазной революции XVIII
столетия. Твен защищает свое право на анахронизм, заявляя уже в предисловии
к повести, что если какой-нибудь обычай или закон, им описанный, и относится
к позднейшему времени, то можно быть совершенно уверенным, что "в те
отдаленные времена его заменял другой обычай или закон, еще худший". А
огромный напор, с которым герой Твена восстает против паразитизма
господствующих классов, против надругательства над правами народа, против
духовного ига церковников и бесчеловечной эксплуатации бедняков, ломает и
эти условные рамки и приводит читателя прямо к живой современности. Весьма
характерно, что разъяснительная беседа коннектикутского янки с деревенскими
ремесленниками в королевстве Артура (в главе "Политическая экономия VI
века") на тему о номинальной и реальной заработной плате и о
профессиональной организации трудящихся получила популярность среди
американских и английских рабочих и вскоре по выходе книги читалась с
агитационными целями на рабочих собраниях*.
______________
* Об этом говорит в своей книге о Твене известный американский историк
рабочего движения Филип Фонер.
В той же связи интересно отметить, что иллюстрировавший "Янки из
Коннектикута" известный американский график Дэниел Бирд, изображая погонщика
рабов в королевстве Артура, придал ему - без сомнения, с ведома Твена, -
портретное сходство с особенно ненавистным для Твена американским
"финансовым спрутом", миллионером-биржевиком Джеем Гульдом (позднее Твен
дополнительно свел счеты с Гульдом в одной из диктовок в "Автобиографии").
Твен делится в книге с читателем своими заветными мыслями,
продиктованными политической современностью, и в этом смысле его
историко-фантастическая повесть может быть по праву названа и актуальной и
злободневной. Уже выпустив "Янки из Коннектикута", Твен продолжал сожалеть,
что не исчерпал до конца этих возможностей повести. "Что ж, книга написана,
пусть идет в свет, - пишет он в письме к Гоуэллсу от 22 сентября 1889 года.
- Но если бы я смог написать ее снова, я поведал бы в ней еще о многих
вещах. Они жгут меня изнутри, их становится больше и больше, но пока их
нельзя предать гласности. К тому же для них потребовалась бы не книга, а
целая библиотека и перо, закаленное в адском огне".
10
Третий период творчества Марка Твена приходится на последние полтора
десятилетия его жизни.
Хронологически этот период совпадает со вступлением американского
капитализма в монополистическую и империалистическую фазу развития и
характеризуется дальнейшими глубокими переменами во всех сферах американской
жизни и американской культуры.
Из главного, что было написано Твеном за этот период, увидели свет при
жизни писателя лишь большой рассказ "Человек, который совратил Гедлиберг" и
- частью - антиимпериалистическая публицистика девятисотых годов. Большая
часть написанного появилась только посмертно.
В этот третий период Марк Твен - новый Марк Твен, отвергший многое, во
что верил долгие годы, стоящий перед новыми, глубоко волнующими его
вопросами.
Созданные им в самом конце 1880-х годов "Письмо ангела-хранителя" и
"Рыцари труда - новая династия" как бы подвели итог глубокому разочарованию
писателя в американской буржуазной демократии.
В "Письме ангела-хранителя" Твен с невиданной до того в американской
литературе сатирической яростью рисует американского предпринимателя-буржуа
как хищника, эксплуататора и безграничного лицемера. Прочитав этот рассказ,
ныне принадлежащий к мировой антикапиталистической классике, можно сказать,
что писатель открыл у себя на родине новый, как бы доселе неведомый
моралистам и социологам тип - человеческое существо, достигшее предела
нравственной низости.
Показательно для внутреннего протеста, владеющего в эти годы писателем,
что для задуманного сатирического портрета в "Письме" он избирает
углепромышленника Эндрю Ленгдона, дядю своей жены, представителя той
обступившей Твена буржуазной среды, к которой он испытывает все
усиливающееся гневное отвращение.
Уже названная речь Твена "Рыцари труда - новая династия" выражает его
новый взгляд на рабочий вопрос. Он признает справедливость борьбы рабочего
класса. Приводя требования американских рабочих, Твен обращается к
американским господствующим классам как человек, сам по своему положению
связанный с ними. "Прочитайте этот манифест, прочитайте без предубеждения и
задумайтесь над ним, - пишет он. - Некоторым из нас здесь предъявлено
обвинение в измене... Обвинительный акт составлен компетентными лицами, и
близок час, когда мы предстанем перед судом республики". Твен торжественно
предрекает грядущий приход к власти рабочего класса, трудящихся: "...Великая
сила, превосходящая власть королей, поднялась на этой земле... и вы, кто
имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, - уже можете различить
вдали сияние ее знамен и поступь ее воинства... И голодные насытятся, и
нагие оденутся, и надежда блеснет в глазах не знавших надежды. И фальшивая
знать уберется прочь, а законный владелец вступит во владение своим домом".
Твен, как сказано, не стал социалистом, не пришел к научному пониманию
законов общественного развития, которое могло бы дать твердость его критике
буржуазного строя и позволило бы ему с надеждой взирать на грядущую судьбу
человечества. Но и возвращение назад к идеализированным представлениям о
буржуазной демократии было теперь для него невозможным. Обобщая свои
раздумья и под влиянием новых идей он делает две примечательные попытки
подытожить свой взгляд на американскую жизнь и на жизнь буржуазного общества
в целом.
В 1898 году Марк Твен написал и в следующем году опубликовал большой
рассказ "Человек, который совратил Гедлиберг".
Гедлиберг - американский город, славящийся своей неподкупностью и
объявивший себя "самым честным и самым безупречным городом во всей
близлежащей округе". Заезжий человек, чужестранец, берет на себя роль
искусителя и ставит ловушку жителям города, где приманка - мешок с золотом.
Предприятие имеет полный успех. Хваленая репутация гедлибергцев рушится без
следа; добродетель их оказывается фальшивой завесой, скрывающей алчность,
бессердечие, низость, отсутствие каких бы то ни было моральных устоев. По
расчету того, кто ставил ловушку, только два человека во всем Гедлиберге
могли ее избежать. Один - угрюмый чудак, отщепенец гедлибергского общества,
всегда знавший цену своим согражданам. Другой - веселый насмешник, бродяга,
имущественное положение которого ставит его вне всяких корыстных расчетов.
Во главе разоблаченных, пойманных за руку жителей города - наиболее
почтенные граждане, столпы гедлибергского общества: банкир, адвокат,
городской врач, почтмейстер. Неподкупный Гедлиберг пал.
Рассказ имеет условный, аллегорический облик. Гедлиберг нарисован
намеренно в самых обобщенных чертах - это может быть любой городок США. "В
ответ на многочисленные ходатайства и петиции было решено переименовать
Гедлиберг, - пишет Твен, - как - не важно, я его не выдам..."
Повседневный ход жизни в твеновском Гедлиберге, взаимоотношения
именитых и рядовых граждан, беседы, занятия, быт воспроизводят социальную
жизнь, уже не раз до того изображенную Твеном, но сейчас как бы лишенную
привычных покровов, превращенную в схему, в остов действительности. Это
притча, посвященная американскому образу жизни, который, провозгласив
стремление к богатству основой людских стремлений, привел к омертвению
моральных связей между людьми, к господству доллара, золота. В то же время
это у приговор писателя владевшим столь долгое время и им самим
идеализированным взглядам на гедлибергскую жизнь.
Самый тон повествования, безрадостный, беспощадный, говорил о глубоких
переменах, захвативших творчество Твена, о том, как нелегко даются писателю
трагические уроки, которые он извлекает для себя и других.
Вторая попытка Твена дать обобщенное выражение своим взглядам и
настроениям этого времени осталась незавершенной. Это книга, известная под
названием "Таинственный незнакомец", "философская сказка" в обличье
исторической повести*.
______________
* "Таинственный незнакомец" был издан в 1916 году как якобы законченное
Твеном произведение. Позднее обнаружилось, что рукопись подверглась
редакторской "доработке". Подробнее о творческой истории этой повести Твена
и истории ее публикации см. в комментарии к "Таинственному незнакомцу".
Из современной ему Америки Твен переносит действие в Старый Свет и в
отдаленное прошлое, Эзельдорф (Ослиная деревня) - глухая австрийская
деревушка. Таинственный незнакомец, выступавший в "Человеке, который
совратил Гедлиберг" за кулисами, здесь - в самом центре событий. И не
приходится долго гадать, кто он такой. Это пришелец из потустороннего мира в
облике юноши, наделенного чудесной сверхъестественной силой. Зовут его Филип
Траум (сон, мечта). Филип Траум заводит дружбу с тремя эзельдорфскими
мальчиками-подростками и старается открыть им глаза на страшные и уродливые
стороны мира, в котором они живут. Обитатели Ослиной деревни погрязли в
корыстных интересах, убогих верованиях, нелепых, унижающих их предрассудках.
Филип Траум ведет мальчиков в те уголки деревни, в которые они никогда не
заглядывали, в тюрьму, в камеру пыток. Он ведет с ними беседы о
несправедливом социальном устройстве общества, ложности религии,
неразумности и лицемерии господствующей морали, критикует людей за
жестокость друг к другу, за трусливое пресмыкательство перед богатством и
деспотизмом.
Он путешествует с мальчиками во времени и в пространстве, чтобы
показать им, что несправедливость царит повсеместно; и так было на
протяжении веков. Он показывает им будущее хваленой "христианской
цивилизации", заливающей весь мир потоками крови. Он учит мальчиков
пренебрегать внушаемыми им ложными догмами, срывать лицемерные маски с
людей, обнажать от фальшивых прикрас их жестокие и безнравственные поступки,
бесстрашно смотреть в глаза неприглядной действительности. Беспощадная
прямота суждении их нового друга сперва ужасает мальчиков. Легкость, с
которой он лишает жизни людей, сперва заставляет их считать его бессердечным
злодеем. Но Траум объясняет им, что отнимает жизнь у людей только в тех
случаях, когда ждущая их судьба, о которой он знает заранее, мучительней и
горше, чем мгновенная смерть. А лишив рассудка добросердечного отца Питера,
любимого мальчиками старика священника, он разъясняет, что на самом деле
совершил похвальный поступок, ибо при тех порядках, которые люди устроили на
земле, разум и счастье несоединимы; ясно мыслящий человек слишком отчетливо
видит невыносимость условий, в которых он вынужден поневоле существовать.
При всем "историческом" в повести, что отнесено Твеном к быту и нравам
еще не вышедшей из средневековья австрийской деревни, Эзельдорф странным
образом напоминает временами читателю знакомый ему по книгам о Томе и Геке
Сент-Питерсберг - Ганнибал, и "Таинственный незнакомец" приходит в очевидную
связь с этими книгами Твена. Это важная связь, которую читатель не должен
терять из виду.
Несмотря на жестокость изображенной здесь жизни, Ослиная деревня - "рай
для мальчишек". Деревенское раздолье, детские игры, река. Три мальчугана с
немецкими именами бродят по живописным окрестностям, убегают с уроков,
тяготятся опекой родителей, курят украдкой, шалят - совсем как Том Сойер и
его друзья в Питерсберге.
С другой стороны, косность нравов в Ослиной деревне не столь далеко
ушла от быта и нравов тех городков на берегах Миссисипи, которые Гек и Джим
посещают в своем путешествии. Самосуд толпы горожан в Эзельдорфе над
женщиной, заподозренной в ведовстве, вполне мог бы быть судом Линча в
изображенной Твеном Америке. Рассказ в "Таинственном незнакомце" ведется от
имени эзельдорфского мальчика, Теодора Фишера, сына местного органиста. Это
наблюдательный, вдумчивый мальчик-подросток. Жестокость окружающей жизни
причиняет ему острую боль, и его суждения о людях и об окружающей жизни
имеют, как у Гека, недетский характер.
В "Таинственном незнакомце" нашли выражение многие горькие мысли и
настроения позднего Твена. Однако неверно будет видеть в этой повести Твена
всего лишь "пессимистический манифест", как это делают некоторые из
американских исследователей. Ищущая мысль писателя далеко не всегда и не во
всем совпадает с фаталистической философией, развиваемой таинственным
незнакомцем, а порой вступает с ней в явный конфликт. В частности, надо
отметить то, что говорится в "Таинственном незнакомце" о грозной и очищающей
силе смеха в борьбе с предрассудками, затмевающими сознание людей.
"...При всей своей нищете люди владеют одним бесспорно могучим оружием.
Это смех. Сила, доводы, деньги, упорство, мольбы - все это может оказаться
небесполезным в борьбе с управляющей вами гигантской ложью. На протяжении
столетий вам, быть может, удастся чуть-чуть расшатать, чуть-чуть ослабить
ее. Но подорвать ее до самых корней, разнести ее в прах вы сможете только
при помощи смеха. Перед смехом ничто не устоит"*.
______________
* Напомним известные строки Герцена: "Смех - одно из самых сильных
орудий против всего, что отжило и еще держится бог знает на чем, важной
развалиной, мешая расти свежей жизни и пугая слабых" (А.И.Герцен. Собр.
соч., т. 13, М., 1958, стр. 190).
Важно отметить и то, что, невзирая на аллегоричность повести и на то,
что ее действие отнесено в далекое прошлое, в "Таинственном незнакомце" в
той или иной мере затронуты основные социальные и политические проблемы,
волновавшие Твена в последние годы жизни.
По всей повести проходят как лейтмотивы ненависть к угнетателям и
эксплуататорам, резкий антирелигиозный и антиклерикальный протест, страстный
призыв к справедливости.
11
Выдающимся проявлением общественной активности Твена в этот поздний
период были устные и печатные антиимпериалистические выступления девятисотых
годов. Они составляют блистательную страницу в его писательской деятельности
и были важным прорывом к борьбе за социальную справедливость.
Проблема колониализма и империалистической агрессии входит в поле
внимания Твена уже во время его кругосветного путешествия 1895-1896 годов,
когда он побывал в Азии, в Африке и в Австралии. В публицистических главах
его книги об этом путешествии "По экватору" отзывы Твена о колониальной
политике европейских держав еще противоречивы. Сочувствие Твена на стороне
угнетенных колониальных народов, но он не всегда свободен еще от влияния
некоторых ходовых мнений буржуазных историков и публицистов.
Событием чрезвычайной важности для прояснения политического сознания
Твена, как и многих других американцев его поколения, было открытое
выступление Соединенных Штатов на мировой политической арене в качестве
империалистического агрессора.
К концу XIX столетия американский капитализм входит в
монополистическую, империалистическую стадию развития. Под давлением
монополий правительство США резко активизирует свою колониальную политику.
На протяжении 1890-х годов США производит аннексию Гавайских островов и
после войны 1898 года с Испанией накладывает руку на Пуэрто-Рико, Кубу,
Гуам, Филиппины, выдвигаясь, таким образом, в направлении Дальнего Востока и
создавая опорные пункты в Тихом океане.
Экспансионистские действия американских империалистических лидеров были
непопулярны в широких массах; потому они старались прикрыть их маскирующей
пропагандой, выдавая свои захваты чужих земель за гуманную, цивилизаторскую
и "христианскую" миссию. "Филиппины, как и Куба и Пуэрто-Рико, доверены нам
промыслом божьим..." - заявил американский президент-империалист Уильям
Мак-Кинли. Ему же принадлежит заверение, что США захватили Филиппинские
острова во имя того, чтобы "воспитать, поднять и цивилизовать филиппинцев и
привить им христианские идеи, ибо они наши собратья по человечеству, за
которых также умер Христос..."
Однако долго скрывать свое истинное лицо насильников и захватчиков
американским империалистам не удалось. Опозоренным в глазах передовых людей
во всем мире оказался и американский народ.
Характеризуя позднее этот период в истории США, Ленин писал в своем
известном "Письме к американским рабочим":
"Американский народ, давший миру образец революционной войны против
феодального рабства, оказался в новейшем, капиталистическом, наемном рабстве
у кучки миллиардеров, оказался играющим роль наемного палача, который в
угоду богатой сволочи в 1898 году душил Филиппины под предлогом
"освобождения" их..."*.
______________
* В.И.Ленин. Полное собрание сочинений, т. 37, стр. 49.
На протяжении всех девятисотых годов Марк Твен в речах, газетных
интервью, журнальных статьях борется с американской империалистической
пропагандой. Порой он наносит удары и за пределы США. Так, в 1905 году он
публикует памфлет "Монолог короля Леопольда в защиту его владычества в
Конго", где говорит о зверствах бельгийской колониальной администрации в
Африке. Однако основная энергия Твена направлена на борьбу со "своими",
отечественными империалистами. Разоблачая прямой разбой американской
военщины на Филиппинах, он в то же время клеймит замаскированные формы и
методы империалистического проникновения в зависимые и отсталые страны, как,
например, деятельность американских миссионеров в Африке и на Дальнем
Востоке. В историю антиимпериалистической публицистики в США прочно вошли
такие статьи Твена, как "Человеку, пребывающему во тьме" (1901), "Моим
критикам-миссионерам" (1901) и "В защиту генерала Фанстона" (1902). Едва ли
не самыми поразительными по своей прямоте и силе протеста являются записи
Твена, продиктованные им для своей "Автобиографии" под впечатлением
очередного кровавого преступления американской военщины на Филиппинах. В
этой диктовке, относящейся к марту 1906 года, Твен рассказывает о
преднамеренном, хладнокровно спланированном американским военным
командованием на Филиппинах уничтожении не покорившегося захватчикам
местного племени моро, всех до единого человека со стариками, женщинами и
маленькими детьми. Это массовое убийство мирных людей, выданное
американскими генералами и правительством в Вашингтоне за военную операцию,
на деле представляло собой то, что на сегодняшнем политическом языке
именуется геноцидом, тягчайшее преступление против человечества, подлежащее
суду международного трибунала. Твен клеймит его как чудовищное, позорящее
американский народ убийство, и его записи более чем семидесятилетней
давности звучат актуально и в наши дни в свете недавних преступлений
американской военщины во Вьетнаме.
В своем известном памфлете "Человеку, пребывающему во тьме" Твен
предлагает заменить национальный флаг США на пиратский: "Пусть даже
останется старый, только белые полосы мы закрасим черным, а вместо звезд
изобразим череп и кости".
Осуждая и обличая преступления американских империалистов в колониях,
Твен не мог не выступить против национального и расового неравноправия в США
и в особенности против преследования белыми расистами негритянского
населения.
Твен задается вопросом: что делать американцам, как бороться с
антинегритянским террором? Он сетует на то, что в США мало истинно храбрых
духом людей, которые могли бы возглавить такую борьбу. Он саркастически
рекомендует отозвать из колоний американских миссионеров, посланных в
дальние страны обращать в христианство "чужеземных язычников", чтобы они
могли направить свой пыл на распространение христианства среди своих
соотечественников.
Овладевавшее Твеном время от времени чувство бессилия, сомнения в
успехе борьбы с американским империализмом, с антинегритянским террором
внутри страны и с другими социальными бедствиями в США в значительной мере
связаны с тем, что ему было трудно осознать до конца структуру американского
общества, различить достаточно ясно социальные силы, стоящие за спиной
политических реакционеров, равно как и те противостоящие им прогрессивные
социальные силы, с которыми он мог бы объединить свой протест и свои
надежды. К Твену, как и ко многим его друзьям и единомышленникам этого
времени, в определенной мере относятся известные слова Ленина в его работе
"Империализм, как высшая стадия капитализма":
"В Соединенных Штатах империалистская война против Испании 1898 года
вызвала оппозицию "антиимпериалистов", последних могикан буржуазной
демократии, которые называли войну эту "преступной", считали нарушением
конституции аннексию чужих земель, объявляли "обманом шовинистов" поступок
по отношению к вождю туземцев на Филиппинах, Агвинальдо (ему обещали свободу
его страны, а потом высадили американские войска и аннексировали
Филиппины)... Но пока вся эта критика боялась признать неразрывную связь
империализма с трестами и, следовательно, основами капитализма, боялась
присоединиться к силам, порождаемым крупным капитализмом и его развитием,
она оставалась "невинным пожеланием"*.
______________
* В.И.Ленин. Полное собрание сочинений, т. 27, стр. 409.
При том о Твене-художнике нельзя не сказать, что на протяжении своей
творческой деятельности и в особенности в последние годы жизни он не раз
подходил очень близко к пониманию прямой связи ненавистных ему пороков
американской жизни с безраздельным господством капиталистической системы в
США.
12
Как уже сказано, публикуемые произведения Твена составляют в этот
период лишь меньшую часть того, что он пишет. Большая часть остается в
рукописи на долгие годы.
Рукописное наследие Твена и история его публикации составляют обширную
твеноведческую главу, имеющую не только литературно-биографическое значение,
но и важный общественно-политический интерес.
Главное место в рукописном наследии Твена занимает его "Автобиография".
Отдельные автобиографические очерки, в большей части посвященные годам
детства и юности, относятся еще к 1880-1890 годам. Но позднее, задумав
"Автобиографию" в ее нынешнем виде, Твен решил публиковать ее только
посмертно. Сделав такое распоряжение и оградив себя твердой уверенностью,
что он может свободно выражать свое мнение, Твен стал диктовать
"Автобиографию" стенографистке в присутствии одного только своего секретаря
Пейна, которому полностью доверял. Он дает волю своим суждениям и чувствам,
говорит о друзьях и знакомых, высказывается по вопросам текущей политики;
обличая пороки американского общества, он судит не только людей своего
круга, но также американских государственных деятелей, включая стоящих у
власти, и некоронованных королей США, финансистов, банкиров, промышленников,
которых считает ответственными за политическое разложение в стране.
Основные диктовки "Автобиографии" велись систематически в 1906-1907
годах и далее с перерывами в 1908 и 1909 годах. Постепенно формируется
методика этих диктовок и жанр книги в целом. По замыслу Твена,
"Автобиография" должна представлять собой цепь свободных бесед, быть
"автобиографией и дневником одновременно". Твен посвящает читателя в свои
поиски новой формы. На первый взгляд это как бы "чересполосица" мемуаров,
полемики, откликов на сегодняшний номер газеты, бытовых зарисовок,
портретов. Но в центре повествования или, вернее сказать, монолога,
одушевляя, сплавляя его воедино, - сам автор во всеоружии своей сатирической
мощи, ума, темперамента.
Бесспорно, что даже в том фрагментарном, неполном виде, в каком мы ее
знаем, "Автобиография" принадлежит к вершинам творчества Твена и содержит
замечательные страницы поздней твеновской прозы. Следует также отметить,
что, обратившись к устной импровизации, которую Твен высоко ценил со времени
своих ранних публичных чтений, он как бы вновь обретает здесь
непосредственность, легкость письма молодых лет, сочетая их с художественным
опытом всей писательской жизни.
Первой крупной публикацией отдельных отрывков из "Автобиографии" была
двухтомная "Автобиография Марка Твена", изданная А.Б.Пейном в 1924 году.
Политическую тематику Пейн включал осторожно и скупо. В книгу вошли обширные
воспоминания Твена о детстве и юности и значительная часть диктовок 1906
года. В 1940 году, после смерти Пейна, новый хранитель твеновского архива,
Бернард Де Вото, издал еще один том "Автобиографии" под заглавием "Марк Твен
- непотухший вулкан". Де Вото опубликовал целый ряд важных диктовок Твена
1906-1938 годов, которые Пейн не решился включить в свой двухтомник.
Несколько позже Де Вото подготовил к печати второй, дополнительный том,
"Письма с земли", но книга была задержана по требованию семьи писателя, в
юридическом владении которой находились твеновские бумаги. Лишь двадцатью
годами позднее, уже после смерти Де Вото, новому хранителю архива Твена,
Генри Нэш Смиту, удалось выпустить "Письма с земли".
Такова полувековая история публикации "Автобиографии", по сей день не
законченная. Надо надеяться, что в предпринятом в последние годы в США новом
обширном издании печатного и рукописного наследия Твена будет найдено место
и для полного текста его "Автобиографии"*.
______________
* Это новое, осуществляемое по межуниверситетскому проекту издание
Твена должно выйти в двух сериях. В первую (25 томов) войдут сочинения
Твена, издававшиеся при его жизни (текстологическая работа возложена на
университет Айовы). Вторая (14 томов) будет академическим изданием
рукописного наследия Твена (Стэнфордский университет в Калифорнии, где
хранятся бумаги Твена).
"Автобиография" составляет лишь часть рукописного наследия Твена,
публикация которого по тем или иным причинам задерживалась. Надо сказать,
что идейное и политическое значение многих страниц в твеновских рукописях,
борьба за их выход в свет, общественное внимание, привлеченное к этой
борьбе, - все это делает посмертного Твена как бы активным участником
текущего литературного процесса в США - вплоть до нашего времени.
Начальные публикации твеновских рукописей совпали по времени с
обострившейся борьбой американских писателей 1920-х годов за социально
насыщенный критический реализм и стали бесспорным фактором в формировании
антикапиталистического направления в новейшей литературе США. В 1920 году,
основываясь на первых же преданных гласности материалах "твенианы",
американский критик и историк литературы Ван Вик Брукс выступил с резко
полемической книгой "Испытание Твена", в которой во всеуслышание заявил, что
Марк Твен жил и работал под тяжким давлением американского буржуазного
общества, и в силу этих причин его великий талант реалиста-сатирика не смог
найти полного, до конца выражения. Несмотря на некоторые недочеты
исследования, Ван Вик Бруксу удалось с достаточной ясностью поставить вопрос
о конфликте Твена с американской буржуазной действительностью. Начатый спор
не утих по сей день и породил обширную литературу. Консервативная
американская критика пыталась в этом споре доказывать, что пессимизм
позднего Твена не имеет общественного значения, был вызван личными мотивами
(нездоровьем, денежными неурядицами, смертью близких людей) и что его
отношение к американскому обществу не претерпело с молодых лет до старости
сколько-нибудь серьезного изменения.
Самым сильным ответом на эти попытки скрыть откол Твена от буржуазного
общества были дальнейшие публикации "твенианы".
С каждой новой страницей посмертного Твена все отчетливее вырисовывался
подлинный облик великого американского писателя как борца с социальной
несправедливостью, друга эксплуатируемых и угнетенных.
Долгое время была неизвестна относящаяся к началу девятисотых годов и
оставшаяся только в отрывках "Великая международная процессия". Это смело
задуманный набросок "сценария" для некоего полуфантастического грандиозного
зрелища, политическая задача которого - заклеймить разбой великих держав, и
в первую очередь США, перед всем миром.
Изображенное Твеном шествие империалистов-преступников и их жертв
возглавляет символическая Христианская Цивилизация в обагренных кровью
одеждах и в золотой короне, на зубцы которой насажены головы патриотов,
павших, обороняя свою родину от захватчиков. С особой сатирической яростью и
в то же время с печалью Твен выводит в этой страшной процессии свою родную
страну, слывшую когда-то свободной, а ныне возглавленную империалистами:
"Благородного вида женщина, вся в слезах, голова не покрыта, руки в
оковах. Ее конвоируют справа Алчность, слева - Измена. Вслед - искалеченная,
в цепях, Филиппинская республика".
Далее у Твена скорбное шествие других жертв американских
империалистических войн. В конце проносят обернутый в траурный креп
американский флаг и проходит скорбная негодующая тень Авраама Линкольна.
В 1901 году Твен написал статью (опубликованную лишь в 1923 году) с
незабываемым заглавием "Соединенные Линчующие Штаты". Статья была вызвана
газетным сообщением о линчевании трех негров в родном штате Твена, Миссури.
Поистине нужно было безмерно любить свою родину и столь же безмерно страдать
от позора, которым покрыли ее реакционеры-расисты и погромщики-линчеватели,
чтобы перед лицом всего мира швырнуть им в лицо это новое наименование США.
"Итак, штат Миссури пал! - пишет Твен. - Суд Линча уже добрался до
Колорадо, до Калифорнии, до Индианы и теперь - до Миссури!" С болью и гневом
он заявляет, что "вся страна забрызгана кровью" и что он боится дожить до
того времени, когда негров будут линчевать "посреди Юнион-Сквера в
Нью-Йорке".
И еще одна страница посмертной "твенианы", предсказание о будущем США:
..."Великую республику уже нельзя было спасти. Она прогнила до самой
сердцевины, насквозь. Страсть к захватам чужих земель сделала свое страшное
дело. Привыкнув попирать законные людские права в чужих странах, граждане
великой республики молчали, когда в их собственной стране стали попирать их
собственные права. Те, кто рукоплескал, когда удушали свободу других
народов, дожили теперь до часа, когда потеряли свободу сами. Власть перешла
в руки богачей и их прихлебателей. Общее избирательное право превратилось в
машину для голосования, принадлежащую богачам. В стране не осталось других
принципов, кроме принципа наживы, не осталось иного патриотизма, кроме
патриотизма собственного кармана...".
Марк Твен - самый известный американский писатель в нашей стране. Твена
читают в России уже более ста лет, и интерес к его творчеству не убывает.
Напротив, можно смело сказать, что с каждым новым поколением, открывающим
для себя его книги, внимание читателя к Твену становится и шире и глубже.
Неизменно приковывает к себе, вызывает симпатию и уважение личность
писателя - безудержная веселость, задор, лучезарность раннего Твена, гнев и
горечь позднего Твена, драма последних лет.
Во время своей известной поездки в США в 1906 году А.М.Горький
встретился с Твеном. В музее Горького в Москве есть фотография, на которой
запечатлена эта встреча. Алексей Максимович смотрит на Твена пристальным
ласковым взглядом. Имеется литературный набросок Горького, портрет Марка
Твена:
"У него на крупном черепе - великолепные волосы, - какие-то буйные
языки белого, холодного огня, - пишет Горький, очарованный старым писателем.
- Из-под тяжелых, всегда полуопущенных век редко виден умный и острый блеск
серых глаз, но, когда они взглянут прямо в твое лицо, чувствуешь, что все
морщины на нем измерены и останутся навсегда в памяти этого человека"*.
______________
* М.Горький. Собр. соч. в 30 тт., т. 10. М., ГИХЛ, 1951, стр. 309.
По книгам Твена, его рассказам, повестям, путешествиям мы знакомимся с
американским народом, его историей, обычаями, с красотой американской
природы.
Советский поэт Николай Асеев писал:
"Я очень люблю
Марка Твена.
Он
Одним движением руки
Переносит меня
Мгновенно
На берег
Величественной реки.
И видится мне
В серебряной зыби
Жизнь
На Миссисипи..."
Такое же доверие и восхищение вызывает у нас Марк Твен и тогда, когда
он критикует свою страну.
Юрий Олеша выразил мнение миллионов советских читателей, когда написал
в своих заметках о Твене: "Марк Твен бросил свой гений на службу человеку,
на укрепление его веры в себя, на помощь тому, чтобы душа человека
развивалась в сторону справедливости, добра и красоты".
А.Старцев
|